С рассветом лагерь начал понемногу оживать. Шведы с невероятной быстротой сворачивали палатки, сгружая вещи в обоз, повара еще готовили завтрак, а солдаты уже впрягали в пушки лошадей. Вскоре передовой отряд генерала Карла Густава Рооса выдвинулся из лагеря, его драгунам не позволили даже позавтракать — есть им пришлось прямо в седле. Король также отказался от еды и выдвинулся сразу после Рооса с первой колонной основной армии, еще раз приказав оставшимся поторопиться.
Часть, к которой были приписаны Кирилин и его люди, выступила одной из последних. Сирин ехала верхом на Златогривом — застоявшийся конь радовался прогулке, то и дело вскидывая голову, ей стоило немалых усилий сдерживать жеребца. Пока Сирин успокаивала Златогривого, она заработала выговор от Шишкина: в какой-то момент конь рванулся в сторону, налетев на лошадь поручика. Это снова напомнило Сирин о Сергее. Как-то раз в подобном случае он со смехом посоветовал ей держать повод крепче, а глаза — открытыми. От этого воспоминания у девушки навернулись слезы.
Карл XII двигался не прямо на восток, он постоянно менял направление марша и делал неожиданные зигзаги, пытаясь сбить противника с толку. Тактика его увенчалась успехом: когда через несколько недель армия достигла Днепра, противоположный берег был свободен. Теперь никто не мог помешать переправе. Только спустя два дня Петру доложили, что шведы, двигаясь на Москву, не пошли по Смоленской дороге, а преодолели Днепр южнее.
Тарлов, доставивший это известие в Смоленск, ожидал, что царь придет в ярость. Вместо этого царь прищурился, уставившись на него пронзительным взглядом:
— Так, значит, правда, что войско Карла уже восточнее Днепра? — Вопрос прозвучал как выстрел.
Сергей нервно сглотнул и еще раз попытался припомнить, что именно он смог разглядеть издалека, затем нерешительно кивнул:
— Да, Ваше величество! Авангард Рооса и драбанты короля Карла XII позавчера перешли реку, а вчера то же самое сделала тяжелая кавалерия Реншильда и другие войска.
Царь обернулся к Меншикову:
— Где сейчас обоз Левенгаупта?
— Пока что в сотне верст к северо-западу от Днепра, — ответил тот, несколько сбитый с толку. К чему такие вопросы теперь, когда главные силы шведов стоят прямо перед русской армией?
Увидев недоумение в глазах приятеля, царь со смехом ударил Меншикова по плечу:
— Сотня верст, говоришь? И как быстро Левенгаупт движется?
— Не больше десяти верст в день, — ответил Меншиков.
— На месте Карла я бы дождался его, а то и вышел навстречу. Обоз Левенгаупта — ключ к захвату Москвы, возможно, даже всей России, а Карл с такой легкостью выпускает его из рук. — Петр ухмыльнулся, точно школьник, которому удалось подловить своего учителя, сжав кулаки, он пихнул Меншикова в грудь:
— Ты поднимешь на ноги всех, кто может двигаться достаточно быстро, и перехватишь Левенгаупта! Он не должен дойти до Днепра, понял?
Теперь только Меншиков начинал понимать идею, которая пришла в голову царю, князь мрачно ухмыльнулся:
— Левенгаупт не пересечет Днепра, пусть даже мне придется положить на это жизни всех моих солдат.
— Тебе придется спешить так, как ты не спешил еще никогда в жизни. Бери драгун, а позади, на крупы коней, сажай пехоту. И поторопись! — приказал царь.
Генерал Михаил Голицын озабоченно потер руки:
— Что, если Карл, против ожидания, все же повернет? Тогда Меншиков окажется в ловушке.
Петр Алексеевич улыбнулся еще шире:
— Вот ты и позаботишься о том, чтобы шведу даже мысль такая в голову не пришла. Возьми пару полков и подыщи место поудобнее для отвлекающего маневра. Насколько я знаю шведского дога, он не сможет не броситься за этой костью.
Тарлов был поражен — острый ум царя мгновенно распознал, в чем именно ошибся его противник, и тотчас же понял, как именно можно этот промах использовать.
В следующий миг Сергей вздрогнул от резких слов Меншикова:
— Не стой столбом, Тарлов! Ступай и извести людей, что мы выступаем уже сегодня. Ты со своими степняками пойдешь впереди, как только увидите армию Левенгаупта — немедленно известите меня.
Менее получаса спустя они уже покинули полевой лагерь, направившись на запад, к Днепру. Рядом с ним скакали Кицак, окончательно превратившийся в его заместителя, и Ваня. Верста за верстой оставались позади.
— Ой-ой-ой, это будет что-то! — вздохнул Ваня.
— Боишься? — насмешливо спросил его татарин.
Ваня возмущенно шмыгнул носом:
— Боюсь? Я? Да я храбр, как Илья Муромец, великий герой, между прочим.
Кицак усмехнулся:
— А почему тогда дрожишь?
— Не очень-то, знаешь ли, приятно оказаться прямо между двумя шведскими армиями, как муха между ладонями. — Ваню действительно слегка трясло, на храбреца он, во всяком случае, уж никак не был похож.
Сергей попытался успокоить вахмистра:
— Не тревожься, старина! Мы на конях все же быстрее пеших шведов.
— У шведов и кавалерия есть, и сражается она чертовски хорошо, — не успокаивался Ваня.
— Значит, мы должны сражаться еще лучше, — ответил Кицак, оскалившись.
Сергей решительно кивнул:
— Так и будет!
Следующие несколько часов они провели в молчании, всем было ясно, что предстоящая битва решит судьбу России.
Если обоз Левенгаупта с продовольствием, фуражом и боеприпасами пробьется к основным силам армии Карла, то походу на Москву не помешают ни выжженные деревни, ни отравленные колодцы.
Отряд быстрой рысью шел вдоль Днепра, а Сергей снова думал о Бахадуре, он настолько живо представлялся ему, что, казалось, откроешь глаза, а мальчик скачет рядом. Боль, которую причиняло ему это воспоминание, Сергей ощущал почти телесно. Капитан попытался убедить себя, что человека, который предал его и самого царя, следует забыть как можно скорее, но он ясно сознавал, что в большой мере сам виновен в произошедшем. Больше всего он мечтал загладить свою вину и обнять наконец этого юного гордого татарина. Несмотря на телесные вожделения, зайти в своих фантазиях дальше он не дерзал.