С победой под Полтавой распался заговор, во главе которого, как стало теперь известно, стоял генерал Горовцев.
Его подручные Шишкин и Кирилин погибли под Полтавой, майор Лопухин покончил с собой при аресте. Комендант Уфы Яковлев и кое-кто из его подчиненных пополнили собой армию строителей Санкт-Петербурга. О Горовцеве было известно, что он переметнулся к шведам, но Петр уже объявил, что без его выдачи мир заключен не будет. Имена царевича и его духовника при дознании не прозвучали ни разу, и все же царь счел за лучшее разлучить их и сослать Игнатьева в монастырь на Белом море — именно протопопа Петр считал главной фигурой заговора.
Сирин отогнала от себя воспоминания о войне и предательстве и посмотрела на мужа сияющими от любви глазами.
— Это действительно прекрасное место для поселения, Сергей. Пока у нас нет собственного дома, мы может жить в доме моего отца.
Она протянула Сергею руку и обняла его. Она посмотрела на спутников и на тянувшийся позади обоз. Неподалеку стоял Пааво, вместе с ними прошедший все превратности войны. Отправляясь в Сибирь, Сергей взял его денщиком. Пааво держал обеих лошадей, причем Златогривый, балуясь, все примеривался зубами к его шапке, причиняя бедному парню немалое беспокойство. Денщик уже и забыл, при каких обстоятельствах он попал к русским: называл себя Павлом и отчаянно строил глазки служанке Сирин. Рядом с Пааво вертелся в седле Кицак, озираясь по сторонам, словно видел эти места впервые, его жена — юная прелестная калмычка — держалась рядом, она была дочерью Канга, которую брат по оружию подарил татарину в благодарность за спасение жизни. Искоса наблюдая за ними, Сирин заметила, что они действительно привязались друг к другу и не боялись открыто выражать свои чувства, хоть это было и не в обычаях степняков.
Кицак благодаря своей смекалке и упорству укрепился в негласной должности правой руки Сергея, оттеснив и затмив Ваню, но вахмистр горевал недолго, найдя себе в утешение новую обязанность.
Он расположился рядом с повозкой Марфы Алексеевны, покинувшей Екатерину ради племянницы, и терпеливо ждал, когда же Марфа торжественно передаст ему с рук на руки самую важную персону во всем караване — Алексея Сергеевича Тарлова-Нарышкина. Всю последнюю часть пути «важная персона» мирно сопела под надзором двоюродной бабки, а теперь изволила заявить, что настало время обеда.
— Занимайся своим городом, Сергей, у меня теперь другие дела, — улыбнувшись, Сирин побежала к сыну. Поразмыслив, Сергей решил, что его планы не столь уж неотложны, и последовал за ней. Он подошел к жене, которая, отвернувшись, кормила грудью сына, осторожно обнял и спросил с нежностью, которая заставила ее задрожать:
— А мы можем этой ночью доверить Алешу доброй Марфе?
— Ей или Ване, — ответила она и уткнулась лицом ему в плечо. Сергей почувствовал, что его бросило в жар и холод одновременно, и проклял присутствие всех этих людей, его так и подмывало прямо сейчас схватить жену и утащить ее в повозку. Чтобы избавиться от наваждения, он отстранился и скомандовал казакам и драгунам:
— Нечего глазеть — начинайте разбивать лагерь! Но сначала приведите в порядок этот дом и приготовьте его для ночлега, мы с женой хотим сегодня спать под крышей.
— Спать? — с издевкой спросил Кицак и послал своей жене взгляд, недвусмысленно намекавший, что кому-кому, а ей этой ночью поспать не удастся.
Маленького Алексея планы взрослых пока не заботили, он сыто причмокнул и так светло улыбнулся матери, что Сирин сразу забыла обо всем на свете.
Когда властители Дании, Саксонии, Польши и России объединились в союз против молодого короля Швеции Карла XII, они и не подозревали, что это станет началом одной из самых долгих и кровавых войн XVIII столетия, поставившей под угрозу существование их собственных государств.
Причины, толкнувшие монархов на подобный шаг, были различны. Король Дании и Норвегии Кристиан V хотел не только вернуть принадлежавшие ранее Дании области Южной Швеции и захваченные шведами норвежские провинции, но и присоединить северогерманские земли, которые стали добычей шведов в результате Тридцатилетней войны. Август-Фридрих Саксонский, избранный королем Польши как Август II, хотел завоевать принадлежавшие шведам прибалтийские области Лифляндию и Эстляндию, чтобы короноваться там и передать потомкам собственное наследственное королевство, не зависящее от прихотей избирателей. Наименее скромными были запросы русского царя Петра I, намеревавшегося только вернуть себе захваченную шведами в период Смутного времени Ингерманландию и вновь получить выход к Балтийскому морю.
Три монарха строили свои планы, не принимая в расчет Карла XII. Когда датчане, только что пережившие смену короля, под руководством юного Фредерика IV вторглись в союзный шведам Шлезвиг, а Фридрих-Август Саксонский и Польский начал осаду Риги, Карл XII, совершив смелый маневр, пересек пролив между Швецией и главным островом Дании Зеландией и осадил Копенгаген.
Фредерик IV 18 августа 1700 г. дал битву, но потерпел сокрушительное поражение.
Между тем царь Петр выступил к Нарве, но взять ее не смог. После победы над датчанами Карл XII с десятью тысячами солдат пересек Балтийское море и 20 ноября 1700 г. разбил русских под Нарвой.
После этого шведский король сосредоточил усилия на войне с Августом Сильным, нанося ему поражение за поражением.
В это время Петру удалось восстановить военную мощь России и добиться первых, пока еще незначительных успехов на Балтике. Взяв Нотебург, расположенный на острове у выхода из Ладожского озера, и переименовав крепость в Шлиссельбург, он контролировал теперь Неву до самого устья. Там Петр и основал новый город, названный им в честь своего небесного покровителя Санкт-Петербургом. В 1704 г. русские взяли наконец Дерпт и Нарву, в то время как Карл XII выгнал саксонские войска из южной Польши и принудил Августа Сильного к миру.