Ханская дочь. Любовь в неволе - Страница 25

Чтобы прогнать дурное настроение, Сергей начал вспоминать последний этап путешествия. Из Уфы они выехали со всей скоростью, какую только могли развить лошади. Юрий Гаврилович протестовал — его карета не выдерживала столь быстрой езды и могла развалиться в любой момент. Сергей решил ехать через Казань, дабы напомнить пленникам о том, что и там жили татары, однако когда-то цепкие руки Москвы дотянулись и туда. Он говорил им о царе Иване IV, взявшем город и присоединившем его к Руси.

Сергей сердился на дерзкого и замкнутого в себе Бахадура, сердился на Юрия Гавриловича, назойливо пытавшегося завязать дружбу, поэтому в Казани они только переночевали и выехали сразу, как рассвело. Недолго задержались они и в Нижнем Новгороде, не вняв уговорам Юрия Гавриловича, буквально осаждавшего их просьбами остаться. Тобольский купец и его миловидная дочка никак не могли поверить, что капитан так легко сможет расстаться с ними. Юрий Гаврилович пытался улестить его деньгами и обещанием взять в зятья, Маша же пригласила на разговор в свою комнату, где уже предупредительно были задернуты занавески. Тарлов сделал вид, что намека не понимает, и демонстративно стал ухаживать за аппетитной толстозадой служанкой, чье лицо он уже позабыл. От этого эпизода у него в памяти сохранилось только лицо Бахадура, заметившего, как Сергей покидает чулан прислуги, в выражении его лица переплелись смущение, злость и брезгливость.

Припомнив это, Сергей зло усмехнулся и обозвал себя болваном — отправившись позабавиться с девчонкой, он не взял с собой оружия. Если бы Бахадур его застал, то легко бы воткнул кинжал в спину. Впрочем, вряд ли Бахадур способен на это — скорее уж стоило опасаться ревнивого ухажера из деревенских парней. Сергей провел рукой по лбу, будто желая стереть неприятные мысли — в случае чего татарину пришлось бы убить и девчонку, а на подобную жестокость этот полуребенок не пошел бы. По крайней мере, в это хотелось верить.

Раздумья его прервал Ваня — он отчаялся разговорить Бахадура и искал себе другого собеседника:

— Не знаю, в чем дело, Сергей Васильевич, но ваш вид мне вовсе не нравится.

— Заботы, Ваня, заботы… — ответил Сергей с глубоким вздохом и сорвал еще пару березовых листочков.

— Что за заботы такие? От заложников мы избавимся не сегодня-завтра, а что до матушки России, так об этом у царя голова забот полна. Это уж не ваша беда. — Ваня попытался приободрить командира, и поначалу ему как будто это удалось: сведенные брови разошлись, Сергей вдохнул аромат березового леса, но тут взгляд его упал на Бахадура, и лицо снова приняло недовольное выражение. Ваня заметил эту перемену.

— Да неужто сердитесь на мальчишку? Бросьте, у него ж молоко на губах не обсохло.

Сергей так резко осадил коня, что Мошка протестующе заржал.

— Что значит — сержусь? Просто за ним надо приглядывать, этот дикий степняк способен на что угодно.

— Тогда отнимите у него оружие и прикажите заковать в кандалы. Я удивляюсь, почему вы этого еще в Уфе не сделали. У парня такое лицо, будто его больше всего на свете интересует цвет моих кишок. — Ваня говорил самым серьезным тоном, но Сергей невольно улыбнулся:

— Ну, что касается моих внутренностей — это мое дело, уж никак не Бахадура.

— То есть вы мне позволите его разоружить и связать? — живо спросил Ваня, и глаза его загорелись.

К его сожалению, Сергей покачал головой:

— И какая у тебя для этого найдется причина, кроме его заносчивости? Полковник Мендарчук стоял за то, чтобы доставить этого красавчика царю в том виде, в каком он прибыл, так мы и сделаем.

Вахмистр недоуменно пожал плечами, но предмет разговора сменил:

— А вы как считаете, Сергей Васильевич, мы царя в Москве увидим?

Сергей склонил голову:

— Никто сейчас не может сказать, куда царь направится завтра. Это один Бог знает, а может, и Бог того не знает.

— Да… Петр Алексеевич по стране идет как ураган. Это хорошо, конечно, все-то он видит, только вот ни один царь так часто и так надолго из Москвы не уезжал. Как же его увидишь, если неизвестно, где искать-то? Был бы он в Москве, тут все просто — иди к Кремлю, и все дела, — неодобрительно качал головой Ваня.

Во всех сказках и песнях, которые он слышал в детстве, князья и цари стольный град не покидали — разве что святому поклониться или когда враг войной шел. Петр же не появлялся в Москве месяцами, а тут еще построил новый город на болотах, и шли слухи, что там будет новая столица. Все эти перемены пугали простых людей, каковым был и Ваня, и многие другие, он тосковал по тихим, спокойным годам своей юности, когда царь был только посредником между народом и Богом.

Размышляя, Ваня ехал дальше, рассеянно вслушиваясь в шум листвы, она шелестела точно так же, как в те годы — и все же иначе. Он снова взглянул на Сергея, и тоска о прошедшем развеялась. В молодом капитане он видел почти что младшего брата, которого нужно оберегать от неприятностей и чьими достижениями можно гордиться. При этой мысли вахмистр улыбнулся и глубоко втянул в себя воздух. Это был настоящий русский воздух, пряный от запаха леса. Несмотря на теплую осеннюю погоду, в нем, однако ж, таилось предчувствие зимы. Пройдет не так много времени, и земля будет укрыта толстым слоем снега.

Ваня представил себе эту же дорогу зимой, снег, поскрипывающий под ногами и сыпко валящийся с потревоженных деревьев.

Он так погрузился в эту красоту, что едва услышал, что ответил ему Тарлов:

— А что скажешь против царских поездок? Не его ли это долг — следить за всем, что творится в стране, и блюсти закон? До него цари не слишком-то заботились об этом, потому у нас и шло все по-старому, а в Европе тем временем искали новых знаний, шли вперед.