Ханская дочь. Любовь в неволе - Страница 48


К оглавлению

48

Царь все свое внимание сосредоточил на неприятеле, и опасность заметила только Сирин. Забыв обо всем, она закричала в голос:

— Ложись, государь, ложись!

Петр инстинктивно среагировал, бросившись ничком, в то же мгновение конец бруса просвистел над его головой так низко, что сбил и шляпу, и парик.

Через секунду царь снова был на ногах. Схватив гафельный канат, он обмотал его вокруг кофель-нагеля.

— Эй! Помоги мне выровнять парус! — крикнул он Сирин.

Она словно завороженная подчинилась его приказу. И только когда парус снова наполнился ветром и корабль набрал ход, Сирин вспомнила, что хотела убить царя, а вместо этого она спасла его от нелепой смерти. Но сейчас не время было для препирательств с собой — шведские корабли подошли уже так близко, что можно было разглядеть людей на борту, Сирин кожей чувствовала опасность. Конечно, шведы могли стать ее невольными союзниками, но что-то подсказывало девушке, что на освобождение сейчас рассчитывать не приходилось, в схватке шведы вряд ли будут разбирать, кто русский, а кто татарин, а уж пушкам точно нет разницы.

Раздался громовой взрыв, возле носа первого парусника показалось облачко дыма, ветер быстро развеивал его. Ядро шлепнулось в воду совсем неподалеку от «Святого Никодима», подняв фонтан брызг.

— Привести корабль к ветру! — крикнул Петр матросам, стоявшим на руле, и сам же поспешил на помощь.

В этот момент на палубе показался Тарлов — оставаться внизу было выше его сил. Сжав кулаки, он прищурился на приближавшиеся парусники:

— Эти дьяволы идут к нам! Если не произойдет чуда, дело дойдет до драки!

— Ты чертовски прав, Тарлов! Готовьтесь к абордажу! — крикнул Петр.

На своем корабле Сергей насчитал три дюжины матросов и попытался оценить силы противника, результат не радовал — на любом из трех парусников команда была больше, чем на «Святом Никодиме».

— Ваше величество, заложников тоже придется вооружить, — отрапортовал он.

— Ну так вооружи, — раздраженно кивнул царь. Сергей вновь поспешил вниз. Шведы в это время успели выстрелить еще два раза, но неспокойное море пока оберегало их корабль от повреждений. Одно ядро упало в воду совсем рядом с судном, другое просвистело над палубой, напугав выбиравшихся наверх татар.

Сергей подошел к Сирин и с виноватой усмешкой протянул ей старую саблю:

— Возьми, ничего лучше я не нашел. — По его лицу было видно, что он вспомнил об оружии Бахадура, оставшемся в Санкт-Петербурге.

— Ничего, и это сгодится! — Сирин несколько раз со свистом рассекла воздух, приноравливаясь к незнакомому оружию, и сделала выпад в сторону первого из шведских парусников. На нем хорошо видны были бронзовые жерла пушек, вокруг которых суетились матросы. В любой момент мог прозвучать роковой залп — и «Святой Никодим» пошел бы ко дну.

Вдруг кто-то сзади схватил Сирин за плечи и толкнул ее в сторону штурвала:

— Помоги рулевым! — бросил царь и, не дожидаясь, пока она поднимется на ноги, бросился к одной из шести стоящих на палубе пушек, поспешно зарядил ее и направил в сторону переднего парусника.

Шведы заметили суету на русском паруснике. Ветер донес их хохот и непонятную грубую речь, один из офицеров встал на носу и закричал на ломаном русском:

— Эй, Иван! Кого ты хотеть напугать?! Сдавайся, и тебе не будут страшны ни война, ни твой царь!

Петр сжал губы, прицелился и выстрелил, выстрел был негромким, но с палубы шведского парусника послышались крики. Сирин видела, как фок-мачта вражеского корабля медленно наклонилась, как один за другим рвались удерживавшие ее тросы. Выглядело это так, будто по вражескому такелажу прошлась секира, реи и канаты начали валиться за борт, корабль потерял ход и отстал. Русские ликовали, удачный выстрел царя вселил в них надежду. Однако залп двух других шведских фрегатов охладил всеобщую радость. Затрещало дерево, посыпались щепки, и в парусе образовалась дыра, быстро увеличивающаяся в размерах. «Святой Никодим» замедлил ход. Шведы начали обходить шхуну с обеих сторон, намереваясь, как видно, взять ее в клещи. Петр дал еще один залп, снова целясь в мачту, но промахнулся. Пострадали несколько шведских матросов, которые, держа оружие на изготовку, уже столпились у бортов, готовясь к абордажу. Не обращая внимания на смерть товарищей, остальные моряки стали метать абордажные крючья, пока «Святой Никодим» не оказался крепко привязан к двум шведским парусникам. Тогда матросы гурьбой ринулись на палубу.

Сирин не заметила, как очутилась в самой гуще сражения. Сталь ударялась о сталь, воздух сгустился от проклятий, криков ярости и боли. Порой возгласы обрывались внезапно. Шведы были явно не настроены брать пленных: раненых, даже моливших о пощаде, добивали или выбрасывали за борт. Долговязый матрос с топором в руках пробился к Сирин и размахнулся широко, словно намереваясь срубить дерево. Как во сне, Сирин поднырнула под его руку и сделала выпад. Клинок легко проткнул напрягшиеся мышцы и, видимо, вошел в сердце. В первый момент ярость на лице шведа сменилась удивлением, затем на губах показалась кровь, и он рухнул назад. Сирин застыла над телом, не в силах пошевелиться, — ни разу прежде ей не доводилось убивать человека.

Краем глаза она заметила еще одного шведа, уже заносящего саблю, чтобы раскроить ей череп, но вдруг он медленно осел на палубу. Сзади стоял Тарлов с окровавленным клинком в руках, он безрадостно усмехнулся и вновь ринулся в схватку. Только теперь Сирин осознала, что находилась на волосок от смерти. Собрав остатки мужества, она подняла саблю, чтобы встретить следующего врага.

48