Ханская дочь. Любовь в неволе - Страница 69

— Продолжай, Бахадур! Дальше! — попросил Раскин. Она послушалась, голос еще дрожал, но с каждой нотой становился все тверже, так что к концу следующего куплета стало слышно, как звенит он над хором мужских голосов. Когда песня закончилась, раздались шумные аплодисменты, и по кругу пошли бутылки с водкой. Гости уже не давали себе труда отыскать стаканы. Наконец дошла бутылка и до Бахадура.

— Выпей, Бахадур, выпей! — кричали со всех сторон.

Сирин поняла уже, как неровно настроение у русских после выпитого, а потому послушно приложила бутылку к закрытым губам и сделала вид, что пьет. Несколько капель водки она все же проглотила и отчаянно закашлялась.

Окружающие засмеялись, но это был добрый смех, они хлопали Бахадура по плечу, отпускали похвалы его голосу и уверяли, что безмерно рады видеть его в своем кругу.

Раскин крикнул:

— Нет, что ни говорите, а Бахадур для нас и впрямь ценная находка! Не то что эти надутые гвардейские козыри Шишкин и Кирилин. Слава тебе господи, что царевич уехал и забрал их с собой!

— Выпьем за здоровье царя! — выкрикнули из толпы, и водка снова пошла по кругу. Сирин опять притворилась, что пьет, ей даже удалось незаметно пролить немного водки на землю, чтобы казалось, что она и впрямь сделала глоток. Раскин за один прием влил в себя по меньшей мере полстакана и задорно оглядел приятелей:

— Повеселимся сегодня вдвое против обычного, ребята! Во-первых, сегодня такой чудный день, и кто знает, когда еще мы сможем так беззаботно веселиться. А во-вторых, убрался весь этот сброд, который окружает царевича.

Сергей недоуменно уставился на него:

— А чем, хотел бы я знать, мы занимаемся тут весь вечер? Или тебе не весело?

— Торчать тут и пить водку стакан за стаканом — это разве веселье? Мне нужен простор! Разгула хочу, девок хочу! — Глаза Раскина маслено заблестели. Кто-то из приятелей поддержал его:

— Да, Степа! И впрямь без баб скучновато! Кто знает, когда еще представится такой случай.

— Кому-то, может, и никогда, если неудачно со шведами повстречается. Степа, не скупись, вели привести пару девчонок посмазливее! — Тиренко картинно встал перед Раскиным на колени и умоляюще сложил руки, заглядывая приятелю в глаза.

Раскин ухмыльнулся в ответ:

— Я вообще-то думал о заведении мадам Ревей.

Большинство присутствующих заулюлюкали от восторга, но кое у кого лица, напротив, разочарованно вытянулись. Мадам Ревей держала самый знаменитый в Петербурге бордель, которым не гнушался сам Апраксин.

Да и царь, наезжая в Петербург без Екатерины, не прочь был отведать ту или иную свеженькую девчонку. Но для простого офицера, располагавшего только невеликим жалованьем, да еще и выплачиваемым с задержкой, такие цены были непосильны. Сергей произвел подсчеты и понял, что даже одна девушка мадам Ревей заставит его выложить все накопления, да еще и придется просить в долг. Он уже открыл рот, чтобы отказаться, но тут взгляд его упал на Бахадура, и его вновь охватила эта странная, противоестественная тяга к мальчику.

«У меня слишком долго не было женщины, — говорил он себе, — иначе стал бы я так гореть при виде смазливого мальчишки? К чему жадничать? Почему бы не пойти, в конце концов! Кому пригодятся эти деньги, если какой-нибудь швед завтра перережет мне глотку?»

Приняв такое решение, Сергей громко расхохотался, вышло, впрочем, довольно искусственно. Он обнял Раскина за плечи, называя его добрым малым, который всегда знает, о чем думают его друзья.

Сирин не поняла, почему все вдруг пришли в такое волнение. Доносившиеся до нее фразы ни о чем ей не говорили — мать не научила ее таким словам. Но всеобщее лихорадочное возбуждение ей не понравилось, она спрашивала себя: в какую переделку угораздило ее попасть на этот раз?

Раскин глотнул напоследок водки и швырнул бутылку в окно, зазвенело разбитое стекло, на пол посыпались осколки. Мутным взглядом Раскин отыскал слугу, который тут же с мрачным лицом заторопился прочь. Надо было отыскать стекольщика, пока весь дом не вымерз — на улице все же стояла зима.

— Ну что, идем! — крикнул он и, пошатываясь, двинулся к двери.

Дорога до заведения мадам Ревей была неблизкой, но располагалось оно, к счастью, так, что можно было обойтись без парома. Иначе кое-кому из развеселых гостей не миновать было купания в ледяной Неве. Некоторые и без того то и дело оказывались в опасной близости от воды, так что Сирин приходилось оттаскивать их назад. Поскользнуться на раскисшей насыпи и угодить в не замерзшую еще реку было делом пустяковым. Нетрезвые офицеры награждали ее благодарными поцелуями, которые она старалась незаметно отереть. Нет, к дикому обычаю русских чуть что валиться друг другу в объятия и смачно целоваться она никогда не привыкнет!

Заведение мадам Ревей было одним из немногих полностью достроенных домов в городе. Раскин, покачиваясь и широко расставляя ноги для устойчивости, подошел к двери и постучал, дверное кольцо торчало из пасти огромной бронзовой львиноподобной головы. Наружу тотчас же выскочил привратник в яркой ливрее. Увидев такую ораву явно нетрезвых людей, он хотел было закрыть дверь, но, приглядевшись, решил, что с офицерами затевать ссору все же не стоит и, отойдя в сторону, поклонился, всем видом выражая почтение:

— Добро пожаловать, ваши сиятельства!

Раскин подмигнул приятелям и дал знак следовать за ним. Вслед за Тарловым Сирин вошла в широкий, освещенный множеством свечей коридор. На минуту она ощутила себя перенесенной в другой мир. Она уже побывала в нескольких русских домах — во дворцах Меншикова и Апраксина, в доме Раскина. Все они были роскошны, но такой сказочной красоты убранства она еще не видела. Краски, статуи и лепнина сливались воедино — казалось, на свет их произвела природа, а не рука человека. На картинах изображены были не охота и битва, а изящные женщины, нагие или едва одетые.