Надо сказать, что встретили отряд без особого восторга, Тарлова это немало разозлило. Офицеры пехотного полка Фихтенгейма, которым Сергей представлял рапорт в маленькой деревушке Помогайлово, с нескрываемым презрением оглядели его азиатских подчиненных.
— Стоило ли тащить их сюда? Такого сброда у нас и здесь достаточно! — промолвил один из них, качая головой.
Сергей вскипел от ярости:
— Я получил приказ лично от князя Апраксина следовать сюда с отрядом и присоединиться к войскам царя! — Он сунул под нос майору приказ на марш, заверенный печатью петербургского губернатора.
Майор — здоровенный немец, прибывший в Россию вместе с полковником Фихтенгеймом, — несколько мгновений с недоверием разглядывал русские буквы, затем вернул бумагу Тарлову:
— Эту писанину невозможно прочитать!
В голосе немца было столько высокомерия, что у Сергея руки зачесались отвесить ему пощечину. К счастью, другой немец оказался более находчивым:
— Симбирский полк расквартирован приблизительно в миле отсюда. Кто-нибудь из его офицеров наверняка сможет прочесть приказ.
Просить об одолжении кого-то из немцев представлялось майору досадным донельзя, но другого выхода не было. Он поступил на службу к царю добровольно и за солидное жалованье, а потому пришлось послать за кем-то из русских офицеров. Сирин разрешила солдатам спешиться и послала нескольких из них поискать продовольствия.
Русские солдаты немецкого полка, казалось, разделяли предубеждение своего командования по отношению к азиатам, отгоняя калмыков Канга и сопровождающих их драгун от телег с продовольствием.
Раскин несколько мгновений смотрел на это, а затем направил туда лошадь, прижав бледного офицера, отвечавшего за обоз, к борту телеги:
— Я Степан Раскин, сын боярина Кирилла Борисовича Раскина, поручик Ингерманландского драгунского полка. За двадцать дней мы прошли больше тысячи верст, чтобы показать вам, как воевать со шведами, и я не позволю, чтобы мои люди умерли с голода из-за какой-то немецкой сволочи! По-моему, у вас тут достаточно припасов.
— Какой я немец? Я русский православный человек! — отвечал тот.
— Тем хуже! — усмехнулся Раскин. — Чего ждать от немца, они и шага ступить без приказа не могут! Но русский, который заставляет своих товарищей голодать, просто свинья, так я считаю.
Караульный покраснел. Казалось, он вот-вот позовет на подмогу товарищей. Однако еще прежде, чем успела разгореться ссора, вмешался майор-немец. Он понял, что голодные степные головорезы будут куда опаснее, чем сытые, и приказал выдать им провизию.
Раскин ухмыльнулся офицеру, неохотно посторонившемуся перед ним:
— Что ж, и у немецких майоров иногда находится немного мозгов. А ты небось все свои в отхожем месте утопил!
— Ты мне за это заплатишь! — Офицер схватился было за саблю, но железный голос майора заставил его опомниться.
— Брось оружие! Иначе мне придется посадить тебя под арест. Ты же знаешь, что царь строго запретил любые стычки.
Офицер побледнел еще сильнее и удалился, еле сдерживая ярость.
Сергей подошел к майору:
— Так в вашем полку есть русские офицеры? Почему же никто из них не прочитал письмо князя Апраксина?
Майор поглядел на Сергея, будто тот предложил что-то непристойное:
— Письменный приказ не должен быть известен нижестоящему чину.
Раскин, стоявший поблизости, закатил глаза и шепотом повторил свое замечание касательно немцев.
Распоряжения по поводу отряда Тарлова были получены. Офицер выдал Сергею карту и список из нескольких деревень и приказал ему позаботиться, чтобы жители укрылись в лесах, уничтожив все, чем мог бы воспользоваться неприятель. Сергей был недоволен — ему хотелось не возиться с мужиками, а воевать против шведов. Но приказ исходил непосредственно от царя, и никаких отхождений от него не допускалось.
Местность была неправдоподобно ровной — там, где взгляд не задерживался на роще или лесе, возникало впечатление, что скачешь под огромным куполом. Дорогами служили раскисшие тележные колеи, которые даже не были, как на Севере, устланы хворостом, а мосты представляли собой два-три бревна да несколько досок настила. Приказ, выданный Сергею, предписывал сделать все возможное, чтобы препятствовать продвижению шведов, и солдаты ломали эти примитивные переправы, сжигая бревна.
Когда отряд достиг первой деревни, им навстречу вышли жители в серых тулупах, хмурые, они с недоверием смотрели на плосколицых, раскосых всадников. Вскоре к ним присоединился священник в длинной черной рясе с большим крестом на груди и окладистой бородой, за которую он платил два рубля бородового налога в год. Со священников брать его не полагалось, но царю срочно требовались деньги, а потому из-под креста у батюшки выглядывал бордовой знак.
Сергей приблизился к крестьянам — те в испуге жались друг к другу, точно овцы. Священник тут же выступил вперед, заслоняя людей и судорожно сжимая в руке крест, словно рассчитывая оборониться с его помощью от несчастья.
— Что вам угодно?
— Именем Его величества государя Петра Алексеевича вам предписывается покинуть деревню и укрыться в лесу, что из припасов, орудий, фуража вы не сможете взять с собой, то следует уничтожить. — Слова, словно кислота, разъедали ему губы. Не этого перепуганного батюшку желал бы Сергей сейчас видеть перед собой, а парочку шведов, на которых можно было бы выместить досаду. Для Сирин подобные распоряжения оказались полнейшей неожиданностью — приказа она не читала.